Волчья душа.
Солнце неумолимо спускается к горизонту. По маленькому поселку разбегаются ленивые тени. Они знают, что их время ещё не пришло, поэтому не торопятся, позволяя светилу ещё немного полюбоваться низкими домишками и кривыми заборчиками, вспаханными огородами и лохматыми псами.
А на темнеющем небе уже горят первые холодные звезды, и тени всё наглее, они заполняют собой пространство меж домами, забираясь во дворы, льнут к окнам пугая жителей, хватают за пятки припозднившихся. Лишь в одном дворе им рады, как родным. Там, где стоит огромная клеть, сколоченная из грубых досок, больше похожая на ящик. Или гроб. Скорее всего на гроб. Внутри лежит волк. Он огромен даже по меркам этого мира, шкура его подрана во многих местах, вместо одного глаза воспалившаяся рана, лапа неестественно вывернута – сломана. Ему тесно в этом ящике. Нет, в гробу. Он понимает, что ему ни выбраться, ни спастись... Нет, он не сдался, но знает, что нет смысла биться в стену и тратить понапрасну силы. Он укладывает потяжелевшую голову на передние лапы, стараясь не вдыхать воздух, пронявший дымом от горевших деревяшек, странным запахом кож, так похожие на привычные запахи коз и оленей, но с какими резкими и противными добавками. Слишком много здесь острых, даже болезненных запахов, они бьют по носу ничуть не хуже громких палок, с едкой все разрушающей вонью. Так пахнет человек. Так пахнет смерть.
Издалека ветер приносит волчий вой. Пойманный волк вскидывает голову, глубоко вздыхает невзирая на боль в отбитых лёгких. Он вспоминает – в его уцелевшим глазу отражается небо, где мерцающий свет звезд не кажется насмешкой. Там, в своих воспоминаниях, он снова здоров, снова силён. А жизнь была наполнена смыслом, правильными запахами и звуками. Вездесущий аромат хвои, заполнял собой всё. Огромные стволы старых сосен протяжно скрипели, качаясь на ветру и роняя иголки наземь, что хрустким ковром ложились под лапами. Густой, тягучий дух смолы смешивался с невзрачными запашками мелких грызунов — бурундуки, мыши, ежи нервно копошились в норах, но хищник был сыт и не обращал на кислый привкус их запахов. Среди влажного и сочного запаха мха, приторного следа свежих грибов и сладко-горькой брусники, нос раздражали следы меток других волков. Они заставляли рычать — это чужаки, их надо прогнать, а их запах стереть, перекрыть своим. Всё это, когда-то наполняло жизнь, делало её полной, объемной. Но главное было в другом.
Старая, кривая сосна повалена грозой давным-давно, но она всё равно рвётся ввысь, продолжая пускать побеги и новые ветви. Молодые деревца и кусты практически спрятали её почти развалившийся, но ещё живой ствол. Под ним было спрятано логово. Его волчица, молода и прекрасна, она принесла ему пять щенков и сегодня их первая охота. Отец коротко рыкнул и меж сухих веток показались любопытные моськи. Два волка и две волчицы — рослые, длинолапые, еще по-детски несуразные, но уже полные мощи и азарта. Их шкура после линьки приобрела густой серо-голубой оттенок. Они ещё не обрели полной мощи, и не имели своего запаха, но очень скоро малыши вырастут и станут самостоятельными сильными волками, как и родители. За ними вышла их мать. Волк втянул её аромат и довольно облизнулся, смесь сладковатого запаха сухой травы, едва заметный привкус крови, вчерашней добычи, ну и конечно, молока. Молоком пахло всё логово и детёныши, даже от своей шкуры он ощущал едва заметный молочный дух. Но волку это нравилось.
Тем временем, волчица подтолкнула носом последыша, ещё одного волчонка, заставляя выйти его вперёд. Щенок родился последним, самый мелкий и слабый и даже шкурка его была бледнее чем у братьев и сестер и топорщилась клочьями в разные стороны. Волчица-мать опустила голову, словно винясь за неудавшегося малыша, но отец лишь фыркнул в ответ. И не дожидаясь семьи бросился в лес, им предстояло преодолеть большое расстояние. Он нёсся вперёд ни капли не сомневаясь, что семейство следует за ним. А вокруг лес жил своей жизнью: хрустнула ветка — это белка прыгает по верхушкам сосен; всплеск воды — это рыбачит рысь; ветер донес запах костра — это лесник устраивается на ночевку и его надо обойти стороной. Обо всём этом отец "рассказывал" волку, а теперь он “рассказывает” своим щенкам порыкивая, подвывая, а местами полаивая.
Щенки отвечали ему писклявым подвыванием, их голоса ещё слишком мягки для хищника и как бы они не старались до грозного рыка или жуткого воя отца им далеко. Лишь последыш отстал от семьи, его лапы слабы, а дыхание сбилось и голос его был тихим и сиплым. Отец лишь презрительно фыркнул, позор на его седины, такой щенок. И остановившись прислушался. Совсем не далеко слышалась тяжелая поступь лося. Огромный зверь шёл на пролом сминая сухие ветви бурелома. Это слишком сильная и даже опасная добыча. И волчья семья отправилась дальше. Мыши, барсуки и зайцы — слишком мелкие, волчата уже неплохо навострились их ловить самостоятельно. Нет, здесь нужна достаточно крупная добыча, чтобы одному не справиться, но семьей завалить получилось. Они шли почти всю, ночь, волчата начали уставать, в них не было уже того азарта к охоте, а отец всё не мог определиться с добычей. Стадо оленей они прошли мимо, их слишком много, и отбить малыша могло быть не менее опасно, чем тягаться с лосем. Они попытались гнать косуль, но легконогие дикие козочки унеслись, едва почуяв опасность.
Но волчьему семейству улыбнулась удача. Один из детенышей отбился от стада и теперь метался по подлеску. Кровь от этого зрелища быстрее побежала в жилах, волк-отец протяжно завыл, направляя детей по разные стороны от потеряшки. Два юных волка гнали жертву по дуге прижимая с одного бока, на мать и сестер. Волчицы обошли косулю по прямой перерезая ей путь и бросились из засады.
Уже не было смысла скрываться, щенки радостно взвыли понимая, что добыче не уйти, они победители. Их зубы уже были готовы сомкнуться на теплой податливой шкуре невезучего детеныша, остался лишь последний рывок, когда отец услышал самый мерзкий звук в своей жизни: собачий лай. Он взрыкнул, потом гавкнул отзывая щенков, но они возбужденные погоней ничего не слышали и не видели. Перед ними была только цель: аппетитный бок убегающей косули, её тонкая шея с пульсирующей артерией. Ещё чуть-чуть, и добыча будет в зубах, в пасть хлынет горячая кровь, как апогей всей долгой и трудной ночи. Волчица, тоже почуяла опасность и остановилась. Но грозный отцовский рык сбил настрой, заставил отвлечься, ошибиться. Щенки остановились, они топтались на месте, в крови еще плескался адреналин погони, лапы не могли стоять спокойно. Их бока тяжело вздымались от долго бега, языки были вывалены из раскрытых пастей, а в глазах плескалась обида, ведь добычу они упустили из-за отца с матерью. Но обида сменилась страхом, когда ветер сменил направление и принёс горькую вонь грохочущей палки. Отец жадно втянул воздух, пытаясь понять, откуда идёт угроза. Но ветер-предатель дул с другой стороны и был чист. Чуткие уши уловили хрипящие, булькающие звуки, так общались люди. Враги были с той стороны, куда мчалась косуля. Волчья семья повернула прочь. Но изменившейся ветер принёс запах псины. Слишком близко. Всего на секунду замерли волки. А потом разделились. Волчица увела щенков. Он их запомнил молодыми и сильными, немного напуганными, но полными азарта и жажды жизни, до конца не осознавшими, какой опасности подвергались. Волк не спешил, он дал собакам взять свой след, уводя опасность прочь. Всё что осталось ему — это надежда, что семья смогла уйти. Он попал в засаду, человеки растянули сети прямо между стволов. Он пытался вырваться, рвал веревки зубами, бился лапами, кусал тех, кто осмелился к нему подойти. Но зачем-то он был нужен человекам живым, его посадили в клеть и повезли в деревню. Зверь метался по тюрьме, копал не жалея когтей, грыз стачивая клыки. У него почти получилось сделать лаз, он вывалился из клети, неудачно подвернув лапу, но человеки заметили, громкая палка ранила его. Он лишился глаза, и последних сил. Теперь его клеть стала крепче, он проверил. Человекам он нужен живым, он не хочет знать зачем, всё, что ему нужно он уже знает. Глубоким бархатным голосом, с тоскливыми переливами воет его волчица, она ищет его, зовёт. Всё было в этом вое, отчаяние и боль. Надежда вновь бежать одной тропой, одним воздухом дышать. Приглашение последнюю охоту разделить. Пронзает вой ночное небо, разрывая тишину, заставляя вздрагивать людей. И лишь луна — немая спутница волков, безмолвно наблюдает, как задыхается в бессилье и тонет волчий вой. На высокой пронзительной ноте обрывается песня волчицы. Она слушает, ждёт ответа... А он промолчит.
